Свет юности [Ранняя лирика и пьесы] - Петр Киле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летний сад в детстве
Белых туч уплывает громадаПо-над городом… Чудный вид:Символ сада — его ограда —И стоит и как будто летит.
А войдешь — как ворота высоки! —Все, как в детстве, опять:На скульптурах, бюстах подтеки,В дождь и вёдро им все тут стоять.
Вновь подумаешь, это забава:В аллегориях — одна нагота.Но искусства вечная слава —То нагая, как свет, красота!
18-19, 21 сентября 1981 года.Голоса девушек
В автобус заскочили словно невзначайТри девушки, сейчас видать, студентки.Смутились чуточку и давайДруг дружке передавать монетки.
И каждая по-своему, слегкаБыла красива, больше и не надо.Лишь в голосах звучала песнь, покаОни шептались нежно и с досадой.
И вот с моста открылся невский плесС линией классических строений, —Как если б то девичьи хор привнесВ наш мир из древних песнопений!
21 сентября 1981 года.Портик Михайловского замка
Там, в замке учрежденье, и весь деньГорят плафоны — иной эпохи мета.О тайнах замка помнят камни стен,Но глухо, по ночам, до света.
Лишь ряд светло-розовых колонн,Травой заросшие широкие ступениНапомнят нам о череде времен,Как свиток древний и бесценный.
Переделкино, 26 сентября 1981 года.Случайная встреча на Арбате
Тон вежливый и все же чуть холодный…Но что-то их влечет уже на самый край:В глазах его вопрос свободный,А у нее улыбка невзначай.
Иль это с детства память сохранилаВсю негу сладких грез о ней, о нем?Хотя им жизнь ни в чем не изменила,Они прошли по жизни не вдвоем.
Как оба молоды еще! В расцветеОна и он всех сил и красоты.И речи о прошедшем летеПолны ошибок милых вы на ты.
И только о семье она и он два слова.Ведь встреча эта не совсем теперь.Пусть грезы о любви восходят снова —То пожеланье счастья вам, тебе!
Переделкино, 27 сентября 1981 года.Осень в Москве
Все от лета вновь пригодилось,Как весной, — благодать!В переулках Москвы заблудилосьБабье лето — тепла не унять.
Листья падают ласково, нежно,Словно это не смерть, а игра,И у женщин свежо, безмятежноУлыбаются губы с утра.
В жизни было всего не слишком.И зачем эта робость в крови?Осень знает не понаслышкеО печали и счастье любви.
Вспомнишь годы — и грезы, и тернии —И благословишь эту жизнь, что была.Ярко, ярко на солнце вечернемНад Москвою горят купола!
Переделкино, 3 октября 1981 года.В Москве
Ее встречаешь здесь повсюду:В ней прелесть новизны и простотаПодобны музыке и чуду, —То песнь моя и детская мечта.
И всякий раз иная, как сестричка.И всякий раз она! Она!Из всех синиц все та ж синичка,Чьим голосом поет весна.
Стройна, размашисто уходитВ свободном бархатном пальто.Ребенка малого уводит,Смеясь, красива, как никто.
Да, кто она? Артистка? Косметичка?Студентка? Инженерша из НИИ?По мне она чудесная москвичка.О ней, о ней стихи мои!
14 апреля 1982 года.Творчество
Прошел и этот день чудесный:С утра и снег, и синева поверх берез, —Как женский взгляд прелестный,Как жизнь, желанная до слез.
А он провел его в трудах беспечных,В эпохе не своей, как сказочник и маг,И к жизни рвался в противореьях вечных,Как будто он, волшебник, сир и наг.
А день сиял теперь еще чудесней!Как будто он творил и самый этот день,Внося в него и радость новых песен,И свежесть красок, как по весне сирень.
15 апреля 1982 года.Анна Павлова. Эскизы к портрету
1Выставка в павильоне Росси.Свет и тишина по всей Земле.В Летнем саду золотая осень.Балерине исполняется сто лет.
2Облик удивительный и вещий,Жизнь — как сказка новых времен.Под стеклом ее личные вещи:То не слава, а праха легкий стон.
Лишь в глазах, внимательных лукаво(Жив и светел ее чудный взор!),Оживают ее судьба и слава,Беспримерные до сих пор.
3Туфельки принцессы от балета.Светло-розовый увядший шелк.В них благоуханье пленительного лета,Как в цветке, что меж страниц засох.
4Мы не знали ее, но слава и словоПронесли сквозь года ее образ живым,Как повисла над миром (с портрета Серова)Строго-дивным виденьем своим!
17 апреля 1982 года.Отрывок
В зимних бдениях поэтаВдруг комарик зазвенел.Где он? Вспомнил: было лето.День над речкою блестел.
Вздрогнув, вскинулась девчонка.— Гле он? Видишь ты его? —Говорок несется тонкоВкруг томленья моего.
Над водой и над лесамиБелый свет казался пуст.— Где комар? — Повис над нами,Будто розы дикой куст.
Счастья нет без раны в сердце.Куст цветет. Комар звенит.Оголенней, чем у смерти,На земле любовь лежит.
А поэт, как обожженный,В воображении следит,Как Венера у ДжорджонеПритворяется, что спит.
(Без даты.)На Амуре
Я вижу вновь: безмерная вода,Весенняя, родная и живая,Несет в себе и села, и суда,Под ясным небом тоже голубая…А горизонт означен цепью гор, —И там поет манящий нас простор!
И, кажется, тут нет материка.Как океан в тишайшую погоду,Светло и плавно разлилась река.Но лес и села не ушли под воду, —Ажурной далью глядя в синеву,Остались новью жизни на плаву.
30 сентября 1982 года.СКРИПКА И ГОРОД
Драматическая поэма
Предисловие
В архиве я нашел ранние стихи и две пьесы, отпечатанные на почтовой бумаге с синей каймой. Одна из пьес (в прозе) «Цветной туман» почти целиком вошла во вторую повесть под тем же названием и даже переведена на английский язык.
Поскольку к моей Ранней лирике интернет-публика проявляет интерес, я порылся в конвертах и вдруг зачитался пьесой в стихах под названием «Шарманка», которую почему-то носил в Театр сатиры, к знаменитому режиссеру Николаю Акимову, который и прочел и собственноручно вернул мне рукопись, выражая сожаление, что маловато игрового материала. Думаю, это тот же конверт, который у меня сохранился.
Какая у меня сатира? Это была всего лишь юношеская проба пера, как я сам воспринимал эту пьесу, с тем о ней забыл совершенно. Затем, когда на склоне лет я всецело занялся драматургией, на первый опыт я не мог взглянуть всерьез.
И вдруг зачитался, с ощущением, что автобиографические нюансы отпали, это жизнь моих персонажей, какими они вышли независимо от меня, это жизнь, какая у нас была и во многом продолжается, с культом свободы, любви и красоты. Это мои первые песни, какие я пою еще с большей свободой и сегодня. Внутренняя форма пьесы словно вызрела за эти годы, и она ощущается, как магический кристалл.
